предыдущее

Как отдыхали молодые ученые в конце 70-х

В молодости всегда все хорошо, даже когда немного плохо. Например, расстался с девушкой – неделю-другую плохо поспишь ночами, потом найдешь другую – и снова все хорошо. Хуже бывало в случае расставания с «большой любовью» - ее лицо могло месяцами мерещиться в проходящих девушках. Но все-равно все заканчивалось хорошо: или она возвращалась, или появлялась новая.

В молодости по утрам ничего не болело, поскольку организм был устойчивым гомеостазисом, а водкой в нашем кругу не злоупотребляли. Широко известные в народе «фаусты» (большие бутылки с мерзким плодовоягодным вином, прозванные «чернилом») мы не пили даже на сельхозработах, при отсутствии водки предпочитая добротный самогон. В наше время, смакуя иногда шотландское виски с какой-то невообразимой выдержкой, невольно думаешь: а хлебный самогон тетушки Анны из деревни в Налибокской пуще куда лучше шел... В городе же пробавлялись виноградным сухим или десертным вином. Коньяк был дорог.

Обычно ходили по кафе, а в праздники гуляли на квартирах. Любимой точкой был магазин «Ромашка», который находился на противоположной стороне от Дворца спорта на тогдашнем проспекте Машерова. Директор магазина был весьма прохиндеистый товарищ, который умудрялся добывать всякий винный дефицит. Для увеличения дохода вместо продажи вина бутылками он предпочел организовать кафе на втором этаже. Там были поставлены столики, удобные кресла и получился очень большой бар. Цены были демократическими даже при аспирантских стипендиях (40-45 рублей в месяц). Вот там мы и попробовали замечательное венгерское вино «Мурфатлар» и кипрский мускат.

Недавно на встрече старых друзей мы снова пили эти вина нашей молодости и долго не могли понять, то ли вина испортились, то ли мы уже не те стали. Пришли к выводу, что вина были хороши в условиях всеобщего дефицита и в компании младых дев, с губ которых эти вина были особенно вкусны. А теперь, поездив по миру и разное попробовав, от того вина уже совершенно другое впечатление.

В отпуск мы колесили по Советскому Союзу. Путевка на Кавказ стоила 160 рублей с проездом поездом, Крым был вообще дешев при жизни в частном секторе, Юрмала прельщала интеллигентностью с элементами эстетического разврата в «Юрас Перлес» (потом этот ресторан сгорел), Болгария воспринималась почти как заграница, а Вильнюс славился своим черным рынком.

Наш институт дружил с экономическими институтами в Риге и Вильнюсе. Взаимные командировки целыми командами были не только полезны для обсуждений, но и весьма развлекательны в остальное время. Каждая из принимающих сторон старалась показать наиболее интересное, а именно: национальные рестораны и бары с вкусной едой и напитками, демонстрируя проездом древние замки, прибалтийское побережье, курган славы. На долгие годы установилась личные дружбы. Все поменялось после развала Советского Союза. Наши прибалтийские знакомые большей частью ушли в бизнес, а мой друг Михаил К. из Риги был вынужден уехать в Шотландию и работать там совсем уж не по специальности.

Зимой мы тоже не грустили и практически каждый год выезжали в академический санаторий-профилакторий «Ислочь». Тогда еще существовали реальные профсоюзы, которые практически полностью оплачивали путевки в этот санаторий. При этом дефицита путевок не наблюдалось. Сегодня совершенно другая картина – на весь институт выделяется всего одна льготная путевка на год в самый неудобный период, когда россияне в санаторий не заезжают.

А роль профсоюзной организации сегодня какая? Если председатель профкома активный, то он за счет части собранных взносов может организовать экскурсию или одарить членов профсоюза конфетами. Остальную часть членских взносов проедает центральное руководство профсоюза. Уценить же путевку в другой санаторий не позволяется, а в свой – не попадешь. В то время как в других профсоюзах и сегодня оплачивают путевки. Спрашивается, зачем вообще нужен такой профсоюз ученых?

Раньше с мая по октябрь санаторий «Ислочь» оккупировали заслуженные доктора и профессора, а также завлабы, блатные и их родственники. Молодежи попасть летом в санаторий было сложно. Поэтому она ездила зимой на 24 дня… без отрыва от производства. Была такая система: вечером в санаторий приезжал один автобус из Института ядерных исследований («Сосны»), а другой – от главного здания Академии наук БССР на проспекте Ленина. В результате собиралась веселая компания, которая обычно долго веселилась. Утром автобусы возвращались к началу рабочего дня в столицу… полупустые. Руководство смотрело на это сквозь пальцы, считая, что молодые ученые продолжают исследования без отрыва от профилактория.

Самое удивительное, что поездки «без отрыва от производства» в целом весьма оздоравливали лыжными прогулками, баней и разнообразными общениями. После таких поездок было немало, так сказать, «междисциплинарных» свадеб: с одной стороны – физик, с другой – девушка-гуманитарий. Это и понятно: ядерщиков особо опекали и им отдавали половину путевок. Наверное, это было правильно.