Прошлый раз писал, как хорошо было быть ученым тридцать лет тому назад. Поэтому решил присосаться к этой деятельности на самом простом уровне: конкурсе студенческих научных работ.
В те времена (середина семидесятых годов) страна жила за плотным железным занавесом. Но за границу съездить хотелось. Поэтому юным умом стал прикидывать варианты: в западные страны простого советского ученого не пустят: в очереди на такие поездки стояли блатняк на блатняке. В соцстраны особо и не хотелось. Подумав, я решил прорваться в Африку, которая якобы боролась с неоколониализмом. Поэтому и взял работу на эту тему. Гораздо позже узнал, что в колониальные страны можно было попасть только с автоматом в руках, с вымазанной ваксой рожей и шансами вернуться назад в цинковом гробу. Но тогда ничего не было известно.
Писал я серьезно. Даже ездил в московскую Ленинскую библиотеку. Устроился в Москве неплохо: организовал звонок, меня приняли за родственника композитора Игоря Лученка и поселили в белорусском постпредстве. Уж больно не хотелось ночевать в каком-нибудь «доме Колхозника» в десятью узбеками в номере.
В качестве научного руководителя мне дали молодую преподавательницу Галю С., выпускницу престижного политэкономического факультета. Тогда это было как небо и земля: политэконом (она) и бухгалтер (я). Из-за разницы в социальном статусе (фи, бухгалтер!) любви у нас быть не могло. Поэтому она прочитала мою работу и сразу взяла быка за рога: «У кого украл?!».
При этом обычно милая, смешливая девушка изображала из себя самовар: во все стороны летели брызги кипятка. Повод для негодования был «жалезны»: даже она, выпускница элитного факультета, не могла бы она написать такую работу. А здесь – какой-то третьекурстник-бухгалтер? Такого быть не может! – куковала девушка.
Поскольку я настаивал на своем, для выведения меня на чистую воду доклад был передан… секретарю партбюро. Почитал он работу, поспрашивал о содержании и предложил выставить ее на республиканский конкурс. Естественно, под своим руководством. В общем, мой «неоколониализм» занял приличное место, что позволило без всякого блата получить рекомендацию в аспирантуру. Однако сделать сразу я это не мог: на политэкономию брали или очень блатных, или членов партии. Поэтому пришлось идти на завод, где стать партийным было легче. Чего не сделаешь ради науки…
А Галина С. обиделась. Лишь годы спустя, когда оба стали профессорами, она признала меня равным себе специалистом. Правда, чтобы получить это звание, ей оказалось достаточным «защитить» одного аспиранта (как преподавательнице вуза), а мне – четырех (как ученому).