Иронические мемуары

В конце семидесятых годов ученых еще считали уважаемыми людьми. На их еще не вешали всех собак и не делали виноватыми за все глупости, что творят сегодня функционалы. Кроме того, у них была весьма приличная по тем временам зарплата – после защиты я получал сначала 250, а потом и 300 рублей при средней заработной плате по республике 140-150 рублей. Кандидаты наук получали больше чиновников. Кроме того, отпуск у вузовских преподавателей и ученых был два месяца. Поэтому власти с почтением воспринимали наше мнение.

А еще можно было присосаться к обществу «Знание» и устраивать «чес» с лекциями по провинции. Больше всего мне нравился Солигорск. Приезжаешь с путевкой на рудник и за день делаешь 5-6 выступлений. За каждое выступление дирекция комбината платила по 15 рублей.

К сожалению, деньги перечислялись обществу «Знание». Им ведь тоже жить надо. Мне отдавали деньги за две лекции из трех. За неделю «чеса» набегало до 200 рублей. В то время вечер в ресторане с девушкой стоил 20-30 рублей.

Единственная проблема – текст лекции. С дикцией у меня всегда были нелады. Я не мог выйти на трибуну и голосом Левитана вещать о наших экономических успехах в соревновании с Западом, который стоит на краю обрыва (мы тогда еще не знали, что он просто смотрит, что мы там делаем).

Поэтому взял за правило давать максимум интересной и даже полезной информации, а специально подготавливаемые идеологически выдержанные методички вообще игнорировал. Поэтому меня слушали и задавали вопросы. При ответах на вопросы меня иногда заносило. Тогда следом приходили доносы. Обычно обвиняли в тенденциозном подборе цифр, по которым получалось, например, что в загнивающей Западной Европе живут побогаче и получше, чем в социалистическом лагере. Я ссылался на цифры якобы из открытых источников, делая упор на газеты «Правда», «Известия», «Труд». О «Голосе Америки» и BBC никогда публично не говорил. Просто помнил заповеди советского интеллигента: при посторонних лишнего не говори,

если поймали за язык – все отрицай,

если признался – не подписывай,

если подписал - не удивляйся).

Поэтому недоброжелателям приходилось затыкаться. Труднее бывало, когда с языка срывались фразу типа «хорошее дело лагерем (пусть и социалистическим) не назовут». Приходилось извиняться и даже каяться.

Правда, во времена Горбачева с чтением лекций пришлось завязывать. Особо народ гневила антиалкогольная кампания. А когда начались перебои с продуктами, то в солигорскую шахту к горнякам согласился бы спуститься только лектор-самоубийца. Потом объявили бы выговор дирекции рудника за очередную аварию с человеческими жертвами, а придурку-лектору поставили бы памятник «Он вылез не в то время и полез куда не надо». Кстати. хорошая фраза. Жизненная. Патентую :).

Но до горбачевских времен было еще далеко и ученые еще чувствовали себя полезными членами общества.

Вот и решил я податься в аспирантуру и стать уважаемым членом общества.

продолжение